![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
jalynski_november_18Ш.: 2 октября
Мокрый снег на траве. Видимости почти никакой.
С ногами пришлось серьезно поработать. Правую пятку проколол иголкой и заклеил. Вообще обе ступни заклеил во всех болевых точках – а их много… Стало похоже на лапти.
Несмотря на тяжелые климатические условия, вышли все равно в 8.00. Потому что без завтрака. Первые шаги – с трудом, с опорой плечами, как на косты-ли, на лыжные палки. Кое-как разошелся. Терпимо, в общем. Главное – пореже останавливаться, иначе потом трудно вновь разгоняться. Техника ходьбы у меня сейчас почти лыжная – с одновременным толчком палками и переносом центра тяжести на "переднюю" ногу, но без акцентированного толчка "задней".
Уж полдень близится, а видимости нет. Точнее, виден участок дороги на 300-500 метров вперед, русло реки внизу. А от гор лишь подошвы кое-где проглядывают, не более того. Впрочем, рельеф стал меняться – дорога уходит влево и выползает на какую-то пологость, русла не видать. Водораздел?
На несколько минут небо слегка прояснилось. Справа и слева – снежные хребты. Красота! Да, похоже на водораздел, да и дорога полезла налево вверх серпантином. Вот он – перевал-то, недалеко уже! В смысле – за час доползем.
На ходу жую финики и сахар. Помогает держать темп на подъеме. Солнце вышло из-за туч, снег слепит глаза. Зато можно осмотреться. На востоке в междугорье явное перевальное седло. Судя по карте, там, за перевалом – Арабельские сырты, за ними – Кумтор. Ничего этого, конечно, не видно.
Встречный УАЗ. Останавливается, вылезают руководители-киргизы и сопровождающие их лица (киргизские же). Выясняется, что едут они организовывать планомерный отход скота на зимние квартиры – к Иссык-Кулю. Справились о наличии верблюда в долине Буркана – оказывается, это верблюд начальника. От-носительно погоды утверждают, что "на смене месяца (лунного) погода всегда портится, но лишь на 2-3 дня". Ну-ну…
Перевал – 14.30. Солнце опять куда-то скрылось. Ветер, жутко холодно. Мрачно-серые гранитные скалы, хаос глыб. Похоже, долбали взрывами. Дискутирую с Тихонцевым о связи хаоса с сатанизмом. Тихонцев по поводу сатанизма проявляет скептицизм (сатана слабо отражен в первоисточниках), а хаос оправдывает эстетически. В этих разговорах постепенно спускаемся по ужасно разби-той дороге в Тоссорское ущелье – в верховьях это "теснина кавказоидная", но пониже расширяется и приобретает более плавные тянь-шанские формы.
Однако пора и вставать. Как только на дне долины появляются плоские участки, начинаем высматривать место. Странно, но оба берега заболочены, а сухое место сыскалось лишь на островке посреди мелководной и неширокой еще в верховьях своих речки. Место по-своему уютное. Островок покрыт невысокой травкой. Снега нет, но речка кое-где прикрыта наледью. Немудрено – с перевала дует неслабый и довольно холодный ветерок. Но это даже хорошо – на ветру быстро подсыхают (в первом приближении, естественно) носки, ботинки, поло-тенца и прочая мокрая рухлядь, кою мы несли на телах и в рюкзаках.
Итак – МЫ СДЕЛАЛИ ЭТО! Несомненно, это пиковое достижение за всю ис-торию нашего совместного туризма. Завтрашний спуск – 15-20 км по приличной уже дороге – просто детский сад по сравнению с пройденным за эти 3 дня.
Т.: 3.10. Тосор – Каджи Сай
Ночью навалило снега. Утром ветер еще сильнее, чем вчера – при съеме палатки погнуло каркас.
Собравшись, фотографируемся в снегу в окружении фаллических колючек.
На дороге по пороше – лисьи следы. Внизу под большим камнем замечаем целое сообщество кекликов. Как до них лиса не добралась?
Впереди – о ужас! предстоит длинный подъем на гребень. По мере приближения видим, что это старая дорога слева за рекой – нам туда не надо.
Пленка в фотоаппаратах кончилась – началась красота: между заснеженными горами и многослойной облачностью раскрывается синий Иссык-Куль, нако-нец на горах показались редкие пирамиды елей, купы зеленого арчового стланика. Внизу под крутым бугром живописная стоянка: юрта, палаточка хозяина, вытоптанное скотами черное пятно. Ходит женщина в красном платке и младенец. На бугре – языческий столб. Левее, за рекой и серыми каменными россыпями фиолетовые заросли кустарника, две богатырские ели, рыжие лошади, светлые козы.
Спускаемся бесконечным серпантином. Полынь и колючки, совсем низенькие на горах, постепенно приобретают древовидные формы, как на Сахалине. Пахнут. Оглядываюсь на горы, вырастающие за спиной все выше и выше, при-вычно ужасаюсь: и как на них лазают?
По дороге проходим мимо мальчишек, которые сначала робеют, а затем, дурачась, некоторое время маршируют за нами и свистят. Ниже из высоченной пампасной травы рядом с нами вылетает целый выводок кекликов.
Встречаемся с молодым пастухом на ишаке, в той же немецкой форме*, который с разговорами едет за нами, а затем приглашает в гости на кордон. Тут два барака над рекой, раньше было электричество, потом провода украли, столбы сами легли. Заходим: вдоль длинной стены барака пол цементный, в комнатах – дощатый, везде чисто. На вешалке висит форменная одежда (наша, советская). В комнате на ковре – регалии: значки специалиста 2-го класса, воина-спортсмена, комсомольский значок с дембельской ракетой. По соотношению утвари и порядка очень похоже на казарму, честная бедность.
Принимает молодая жена. За достарханом, обитым дерматином, угощаемся чаем со стандартными заедками. Здесь есть сахар и свой вкусный серый хлеб, на удивление некислая сметана. Казалось бы, все подносит и относит женщина, но стоит ей за столом что-то вполголоса сказать мужу, как он быстренько переда-ет ей то хлеб, то сахар. В ходе чаепития хозяин время от времени встает к окну и смотрит в бинокль на пасомый им скот.
Шатулин, обдумывая планы будущих тяньшанских экспедиций, интересует-ся стоимостью аренды осла. – "А просто бери и поезжай!" – великодушно предла-гает щедрый хозяин. Уходя, оставляем излишки продуктов: галеты, сахар, сырки, записываем адрес. Называется это Каджи-сай, РЭУ. Кстати, аборигены называют свой перевал: "Тосор", через "с", а давешние киргизы – через "з". Вывод: в разных ущельях – разные киргизы.
За рекой направо несколько домов, тепличное хозяйство (бывшее или действующее?). Налево уходит дорога на Бокомбаево.
До шоссе – 12 км. По ущелью, очень похожему на Кавказ (Шатулин так и го-ворит: "Теснины!"), проходим половину. Проходим мимо коша на узкой терраске, где порядок, новый инвентарь и джинсовая одежда селянина напоминают Амери-ку. Внизу вдоль реки следы ушельцев – кучки старых плодовых деревьев, окра-шенных в яркие осенние цвета. Слезаем с дороги, идем по буеракам вниз и ста-новимся у самой воды под грушами, урюками и барбарисами. Здесь когда-то сто-яли: кострище, фантики, охапка почерневшего сена – но не более того, не срач. Вокруг заросли полыни и еще какой-то очень пахучей травы (запах камфарный) – я волнуюсь, не марихуана ли.
Раскладываем, развешиваем, проветриваем, сушим. Имеем малые водные процедуры, перемену носков, маек. По настоянию Шатулина я зашиваю прорехи на коленях, чтобы в Бишкеке не замели, как бомжа.
Шатулин снова затевает костер, надо ли говорить, что с прежним успехом – но дыма много. В какой-то момент он в сердцах заливает костер, и завершаем го-товку на газе. Едим гречку с остатками топленого масла (развеян еще один миф: о его практической непоедимости). На закате наслаждаемся зрелищем снеговых вершин за озером. Это километров 70.
Спим нормально. Наркоманы не подступали. Ночью, вроде, накрапывало
Ш.: 3 октября
Снегу ночью навалило – местами чуть ли не по колено! Речка замерзла почти вся, заметена снегом. Зато ветер в спину, и дорога ровная и мягкая. Слой снежка её даже улучшил. Идётся прекрасно. Виды изумительные: рыжеватые горы, слегка прикрытые снегом, а над Иссык-Кулем (которого пока не видно) – несколько слоев облачности, за которыми угадываются горы на северном берегу. По выражению Тихонцева – Хоккайдо!
Японские аллюзии Тихонцева инициируют процесс сочинительства танка (или хайку?). Вот мой скромный вклад в сокровищницу русско-японской поэзии:
Фаллос колючий из снега торчит.
– И всё равно хорошо!
Хорошо. Пить только вот хочется. Чайку-то с утра не пивши… Лишь сухие фрукты пожевавши. Отсюда законное желание убогих странничков угоститься в ближайшей юрте чайком. Проходим мимо первого жилища – реакции обитателей нет. Мимо следующего – тоже. Странно… Что же, придется произвести кипячение воды самостоятельно – вон под тем обрывом, где дорога спускается почти к реч-ке. Там и кустики какие-то имеются. На том берегу какие-то домишки, но они нам не помеха.
Сии размышления прервал цокот копыт сзади. Оглядываюсь – киргиз средних лет на ишаке, улыбается. Здороваемся, традиционно излагаем суть своего здесь пребывания. Слово за слово, приглашаю его на чай. Смеется: "Да ведь вот мой дом! Это я вас приглашаю!"
По хлипкому мостику переходим речку. Во дворе – симпатичная жена хозяина в домашнем халатике, индюки ходят, котик сидит. Дом довольно капитальный – кирпичный, с просторными сенями. Стены выбелены. В первой комнате – низкая печка, буфет, на стене – коврик с армейскими значками. Ощущения, близкие к визиту в городскую семью.
Усаживаемся за низкий столик, угощаемся сметаной, с наслаждением пьем чай с молоком и солью. Я выдул чашек пять. Хлеб свежий – пекут сами в кастрю-ле. Электричества нет. Позже узнали: провода разворованы…
Попрощавшись, продолжаем путь свой вниз по долине. Вдоль русла появ-ляются освоенные участки с домиками. Параллельно руслу течет арык, иногда ныряющий под дорогу. До шоссе уже недалеко, километров восемь. Смысла идти до упора нет. Спуск к речке – и мы в закрытом "райском местечке" у самой воды, под деревьями. Сухо и тепло, солнышко наконец-то показалось. Господи, неужто сегодня без снега переночуем?
Травками пахнет, полынью. "А это, по моему, конопля…" – замечает Тихон-цев, нюхая какие-то кустики. Только этого нам не хватало – пропахнуть тут коноплей и попасть под подозрение ученой собачки в аэропорту! Стараюсь не класть барахло на эти кустики – во избежание.
Дров много, но дыма от них больше, чем огня.
Вечером наблюдаем "фата-моргану": вид на северный берег как-то странно приблизился. Видимо, работает какая-то воздушная линза над озером. Завтра встаём рано – к 9.00 надо быть на шоссе.
Т.: 4.10. Перемещение оттуда сюда
Утром ради трудного дня готовим молочную овсянку, правда без масла, доеденного накануне. Собирая палатку, вытряхиваю из завязанного тубуса несметную толпу уховерток. Будучи вытряхнутыми, они отчаянно стремятся обратно. Пе-реводим рюкзаки из боевого положения в походное. Уходим. (Я забываю очки – очень живучая была вещь.)
Идем вдоль реки, постепенно зарывающейся в глинистый с бульниками каньон. Растительность все пышнее. Справа и слева – усадьбы того же южнорусско-го вида с пирамидальными тополями, яблоневыми садами и штакетными забора-ми. Проходим мимо уединенного вагончика, у которого, несмотря на ранний час, оживленно разговаривают какие-то женщины, одетые по-домашнему, и мужчины на мотоцикле, передают друг другу деньги.
Выходим на шоссе у развалин поста ГАИ, позволяющих судить о величии ушедшей эпохи. На юго-востоке стоит зловещая стена черно-белых гор, альпинистский рай. У дороги по красноватому песку бегает крупная ушастая круглого-ловка. За дюнами слабо шуршит прибой – давно я не слыхал этого звука. Несмот-ря на упомянутый ранний час, будний день и отсутствие близкого жилья по берегу бродят какие-то юноши.
В сторону Каракола колоннами и поодиночке проносится иноземная карь-ерная техника и штабные джипы – канадцы выгребают золото Киргизии. В ту же сторону тяжело выворачивает давешний мотоцикл с невозможным количеством седоков.
В ожидании оказии серьезно беседуем с подъехавшим конным. Как раз он и рассказал, что провода в Каджи-сае разворовали, и ремонтировать некому, и что тепличное хозяйство – бывшее... Прощаемся с обиженным за державу пастухом и грузимся в маршрутку по 100 руб. до Бишкека.
До Бокомбаева давимся, а после – едем с удобством на передних сиденьях. Вдоль берега много некогда санаторно-курортных учреждений (на них указывают облезлые указатели). Говорят, что летом они были забиты – интересно, чем?
Разговариваем со вторым пилотом маршрутки. Выясняется, что Киргизия тесна, как и прочий мир: наш собеседник – одноклассник жены егеря Байгазы из Темирканата. Рассказывает, что заброшенная ферма под Джилы-су некогда была станцией машинной стрижки. Выяснив, что мы военные, жалуется, что в Киргизии развели несуразное количество местных генералов. Это понятно: системный кризис, жировое перерождение мозга и мышц, замещение соединительной тканью. Тренировка формирует орган – и обратно.
Снова проезжаем по самой длинной в мире улице Ленина под дореволюционными тополями. Навстречу попадаются двое одинаковых иностранцев на велосипедах. Вероятно, это давешние туристы-американцы все не могут выбраться из Тонского района, а может миссионеры – выражение лиц очень светлое. Время от времени маршрутка останавливается, и водители платят дань гаишникам. Проезжая мимо кладбищ, делают культовый жест омовения.
В Балыкчи продают копченую маринку. Янтарные брюшки распялены щепочками, чтоб было видно отсутствие ядовитой черной пленки.
После выезда из Боомского ущелья погода радикально портится: холодно, дождь. У ас-ханы не выходим, греемся в машине. Вскоре ее приходится толкать, но это хорошо, бодрит. Ближе к Бишкеку вместо традиционного колпака на голо-вах, особенно у молодежи, появляются белые ермолки. Ваххабизм-младоисламизм?
В Бишкеке трясемся по раздолбанному асфальту.
Теперь снова о "гэ". На автостанции продрогшего в пути Шатулина, как булгаковского Варенуху, фатально тянет в станционный сортир, а затем в буфет за кипятком. Милиция в штатском – тут как тут. Кто бы мог подумать... Даже анекдот такой был: "Мы знали, что вам понравится!" Тут, естественно, личный досмотр с прибаутками, деньги сперва пытаются заныкать, а потом просто предлагают по-дарить: за двоих, на всю дежурную смену бандюков – немного ("Вы, что, первый раз в Киргизии?"). Немного обидно, но правду искать неохота: вдруг найдут коробочек травки в рюкзаке? Да просто, еще побазарим, и ехать в аэропорт на такси – встанет дороже (последний автобус в 7 вечера). "По натуре я человек не воинственный..." – даю. Вскоре выходит встрепанный, но несломленный Шатулин. Не говорю ему про свою слабость.
Дождь, начавшийся на полдороге до Бишкека, разошелся не на шутку. Ва-риантов досуга нет, к тому же есть желание скорее покинуть этот бандитский при-тон, а также и долбанную "столицу воюющего государства" – разбрызгивая лужи и рассекая дождь, энергично шагаем на автобус. Некоторое время сохраняется преувеличенное восприятие действительности, и без того мерзкой, пока я его не давлю уловками аутотренинга.
Смеркается. Мокрые, вдавливаемся в мокрый автобус с мокрыми пассажирами, с писком вдавливаются мокрые школьники, пихая всех своими ранцами. Едем в "мокром неудобстве"...
Наконец – чистый, светлый, пустынный "Манас", корректные люди в галстуках и с радиостанциями. Располагаем свои мешки, умываемся и проч. в евротуа-лете (он жеманно называется "рест рум", дескать, отдохнул – выходи!). Легко звоню в Москву, что жив. Слышимость ошеломляющая, вероятно, благодаря бри-танскому присутствию. Коротаем время, прохаживаясь перед многочисленными зеркалами, рассматривая в лупу свои карты, доедая финики, а также на остатки сомиков посещая буфеты то по чаю, то по пиву. Я позволяю себе борщ – очень достойно! Шатулин положительно оценивает "Сибирскую корону" в варианте "светлое праздничное". Время от времени совершаем моцион: ночью просторный недостроенный аэровокзал своими полутемными коридорами и лестницами напоминает компьютерную "бродилку" типа "Дум".
Изучаем таможенную декларацию киргизского образца – полиграфия намного лучше нашей, но нам ее можно не заполнять – а также Приложение к Конвенции про наш газ. Снаружи по-прежнему льет, но справочная обнадеживает: челябинский самолет вылетел из "Домодедова".
Объявлен рейс на Карачи: регистрируется толпа явных исламистов и спе-цифические блондинки в мехах.
Ш.: 4 октября
Ночь и впрямь оказалась тёплой – до отвращения. Долго не мог уснуть. В моем супер-спальнике "Каракорум" жарко.
Прошедший под утро дождик ничего не промочил, земля сухая. Но небо хмурое. Восход, как и вчера, задерживается "по техническим причинам". Собираемся быстро, рюкзаки – по-городскому, т.е. с ковриками внутри.
Местность вдоль дороги чем-то напоминает Узбекистан. Глинистые обрывы с торчащими валунами – как крепостные стены.
Проходим мимо домика с садиком. Тихонцев почему-то приходит в возбуждение, усмотрев в архитектуре строения и в структуре дворового пространства русские мотивы: "Русский человек живет, казак!" А когда из ворот выскочила со-бачонка и облаяла нас, он до того договорился, что и собаку назвал "русской"! Это
дальше http://jalynski.livejournal.com/1257271.html
Мокрый снег на траве. Видимости почти никакой.
С ногами пришлось серьезно поработать. Правую пятку проколол иголкой и заклеил. Вообще обе ступни заклеил во всех болевых точках – а их много… Стало похоже на лапти.
Несмотря на тяжелые климатические условия, вышли все равно в 8.00. Потому что без завтрака. Первые шаги – с трудом, с опорой плечами, как на косты-ли, на лыжные палки. Кое-как разошелся. Терпимо, в общем. Главное – пореже останавливаться, иначе потом трудно вновь разгоняться. Техника ходьбы у меня сейчас почти лыжная – с одновременным толчком палками и переносом центра тяжести на "переднюю" ногу, но без акцентированного толчка "задней".
Уж полдень близится, а видимости нет. Точнее, виден участок дороги на 300-500 метров вперед, русло реки внизу. А от гор лишь подошвы кое-где проглядывают, не более того. Впрочем, рельеф стал меняться – дорога уходит влево и выползает на какую-то пологость, русла не видать. Водораздел?
На несколько минут небо слегка прояснилось. Справа и слева – снежные хребты. Красота! Да, похоже на водораздел, да и дорога полезла налево вверх серпантином. Вот он – перевал-то, недалеко уже! В смысле – за час доползем.
На ходу жую финики и сахар. Помогает держать темп на подъеме. Солнце вышло из-за туч, снег слепит глаза. Зато можно осмотреться. На востоке в междугорье явное перевальное седло. Судя по карте, там, за перевалом – Арабельские сырты, за ними – Кумтор. Ничего этого, конечно, не видно.
Встречный УАЗ. Останавливается, вылезают руководители-киргизы и сопровождающие их лица (киргизские же). Выясняется, что едут они организовывать планомерный отход скота на зимние квартиры – к Иссык-Кулю. Справились о наличии верблюда в долине Буркана – оказывается, это верблюд начальника. От-носительно погоды утверждают, что "на смене месяца (лунного) погода всегда портится, но лишь на 2-3 дня". Ну-ну…
Перевал – 14.30. Солнце опять куда-то скрылось. Ветер, жутко холодно. Мрачно-серые гранитные скалы, хаос глыб. Похоже, долбали взрывами. Дискутирую с Тихонцевым о связи хаоса с сатанизмом. Тихонцев по поводу сатанизма проявляет скептицизм (сатана слабо отражен в первоисточниках), а хаос оправдывает эстетически. В этих разговорах постепенно спускаемся по ужасно разби-той дороге в Тоссорское ущелье – в верховьях это "теснина кавказоидная", но пониже расширяется и приобретает более плавные тянь-шанские формы.
Однако пора и вставать. Как только на дне долины появляются плоские участки, начинаем высматривать место. Странно, но оба берега заболочены, а сухое место сыскалось лишь на островке посреди мелководной и неширокой еще в верховьях своих речки. Место по-своему уютное. Островок покрыт невысокой травкой. Снега нет, но речка кое-где прикрыта наледью. Немудрено – с перевала дует неслабый и довольно холодный ветерок. Но это даже хорошо – на ветру быстро подсыхают (в первом приближении, естественно) носки, ботинки, поло-тенца и прочая мокрая рухлядь, кою мы несли на телах и в рюкзаках.
Итак – МЫ СДЕЛАЛИ ЭТО! Несомненно, это пиковое достижение за всю ис-торию нашего совместного туризма. Завтрашний спуск – 15-20 км по приличной уже дороге – просто детский сад по сравнению с пройденным за эти 3 дня.
Т.: 3.10. Тосор – Каджи Сай
Ночью навалило снега. Утром ветер еще сильнее, чем вчера – при съеме палатки погнуло каркас.
Собравшись, фотографируемся в снегу в окружении фаллических колючек.
На дороге по пороше – лисьи следы. Внизу под большим камнем замечаем целое сообщество кекликов. Как до них лиса не добралась?
Впереди – о ужас! предстоит длинный подъем на гребень. По мере приближения видим, что это старая дорога слева за рекой – нам туда не надо.
Пленка в фотоаппаратах кончилась – началась красота: между заснеженными горами и многослойной облачностью раскрывается синий Иссык-Куль, нако-нец на горах показались редкие пирамиды елей, купы зеленого арчового стланика. Внизу под крутым бугром живописная стоянка: юрта, палаточка хозяина, вытоптанное скотами черное пятно. Ходит женщина в красном платке и младенец. На бугре – языческий столб. Левее, за рекой и серыми каменными россыпями фиолетовые заросли кустарника, две богатырские ели, рыжие лошади, светлые козы.
Спускаемся бесконечным серпантином. Полынь и колючки, совсем низенькие на горах, постепенно приобретают древовидные формы, как на Сахалине. Пахнут. Оглядываюсь на горы, вырастающие за спиной все выше и выше, при-вычно ужасаюсь: и как на них лазают?
По дороге проходим мимо мальчишек, которые сначала робеют, а затем, дурачась, некоторое время маршируют за нами и свистят. Ниже из высоченной пампасной травы рядом с нами вылетает целый выводок кекликов.
Встречаемся с молодым пастухом на ишаке, в той же немецкой форме*, который с разговорами едет за нами, а затем приглашает в гости на кордон. Тут два барака над рекой, раньше было электричество, потом провода украли, столбы сами легли. Заходим: вдоль длинной стены барака пол цементный, в комнатах – дощатый, везде чисто. На вешалке висит форменная одежда (наша, советская). В комнате на ковре – регалии: значки специалиста 2-го класса, воина-спортсмена, комсомольский значок с дембельской ракетой. По соотношению утвари и порядка очень похоже на казарму, честная бедность.
Принимает молодая жена. За достарханом, обитым дерматином, угощаемся чаем со стандартными заедками. Здесь есть сахар и свой вкусный серый хлеб, на удивление некислая сметана. Казалось бы, все подносит и относит женщина, но стоит ей за столом что-то вполголоса сказать мужу, как он быстренько переда-ет ей то хлеб, то сахар. В ходе чаепития хозяин время от времени встает к окну и смотрит в бинокль на пасомый им скот.
Шатулин, обдумывая планы будущих тяньшанских экспедиций, интересует-ся стоимостью аренды осла. – "А просто бери и поезжай!" – великодушно предла-гает щедрый хозяин. Уходя, оставляем излишки продуктов: галеты, сахар, сырки, записываем адрес. Называется это Каджи-сай, РЭУ. Кстати, аборигены называют свой перевал: "Тосор", через "с", а давешние киргизы – через "з". Вывод: в разных ущельях – разные киргизы.
За рекой направо несколько домов, тепличное хозяйство (бывшее или действующее?). Налево уходит дорога на Бокомбаево.
До шоссе – 12 км. По ущелью, очень похожему на Кавказ (Шатулин так и го-ворит: "Теснины!"), проходим половину. Проходим мимо коша на узкой терраске, где порядок, новый инвентарь и джинсовая одежда селянина напоминают Амери-ку. Внизу вдоль реки следы ушельцев – кучки старых плодовых деревьев, окра-шенных в яркие осенние цвета. Слезаем с дороги, идем по буеракам вниз и ста-новимся у самой воды под грушами, урюками и барбарисами. Здесь когда-то сто-яли: кострище, фантики, охапка почерневшего сена – но не более того, не срач. Вокруг заросли полыни и еще какой-то очень пахучей травы (запах камфарный) – я волнуюсь, не марихуана ли.
Раскладываем, развешиваем, проветриваем, сушим. Имеем малые водные процедуры, перемену носков, маек. По настоянию Шатулина я зашиваю прорехи на коленях, чтобы в Бишкеке не замели, как бомжа.
Шатулин снова затевает костер, надо ли говорить, что с прежним успехом – но дыма много. В какой-то момент он в сердцах заливает костер, и завершаем го-товку на газе. Едим гречку с остатками топленого масла (развеян еще один миф: о его практической непоедимости). На закате наслаждаемся зрелищем снеговых вершин за озером. Это километров 70.
Спим нормально. Наркоманы не подступали. Ночью, вроде, накрапывало
Ш.: 3 октября
Снегу ночью навалило – местами чуть ли не по колено! Речка замерзла почти вся, заметена снегом. Зато ветер в спину, и дорога ровная и мягкая. Слой снежка её даже улучшил. Идётся прекрасно. Виды изумительные: рыжеватые горы, слегка прикрытые снегом, а над Иссык-Кулем (которого пока не видно) – несколько слоев облачности, за которыми угадываются горы на северном берегу. По выражению Тихонцева – Хоккайдо!
Японские аллюзии Тихонцева инициируют процесс сочинительства танка (или хайку?). Вот мой скромный вклад в сокровищницу русско-японской поэзии:
Фаллос колючий из снега торчит.
– И всё равно хорошо!
Хорошо. Пить только вот хочется. Чайку-то с утра не пивши… Лишь сухие фрукты пожевавши. Отсюда законное желание убогих странничков угоститься в ближайшей юрте чайком. Проходим мимо первого жилища – реакции обитателей нет. Мимо следующего – тоже. Странно… Что же, придется произвести кипячение воды самостоятельно – вон под тем обрывом, где дорога спускается почти к реч-ке. Там и кустики какие-то имеются. На том берегу какие-то домишки, но они нам не помеха.
Сии размышления прервал цокот копыт сзади. Оглядываюсь – киргиз средних лет на ишаке, улыбается. Здороваемся, традиционно излагаем суть своего здесь пребывания. Слово за слово, приглашаю его на чай. Смеется: "Да ведь вот мой дом! Это я вас приглашаю!"
По хлипкому мостику переходим речку. Во дворе – симпатичная жена хозяина в домашнем халатике, индюки ходят, котик сидит. Дом довольно капитальный – кирпичный, с просторными сенями. Стены выбелены. В первой комнате – низкая печка, буфет, на стене – коврик с армейскими значками. Ощущения, близкие к визиту в городскую семью.
Усаживаемся за низкий столик, угощаемся сметаной, с наслаждением пьем чай с молоком и солью. Я выдул чашек пять. Хлеб свежий – пекут сами в кастрю-ле. Электричества нет. Позже узнали: провода разворованы…
Попрощавшись, продолжаем путь свой вниз по долине. Вдоль русла появ-ляются освоенные участки с домиками. Параллельно руслу течет арык, иногда ныряющий под дорогу. До шоссе уже недалеко, километров восемь. Смысла идти до упора нет. Спуск к речке – и мы в закрытом "райском местечке" у самой воды, под деревьями. Сухо и тепло, солнышко наконец-то показалось. Господи, неужто сегодня без снега переночуем?
Травками пахнет, полынью. "А это, по моему, конопля…" – замечает Тихон-цев, нюхая какие-то кустики. Только этого нам не хватало – пропахнуть тут коноплей и попасть под подозрение ученой собачки в аэропорту! Стараюсь не класть барахло на эти кустики – во избежание.
Дров много, но дыма от них больше, чем огня.
Вечером наблюдаем "фата-моргану": вид на северный берег как-то странно приблизился. Видимо, работает какая-то воздушная линза над озером. Завтра встаём рано – к 9.00 надо быть на шоссе.
Т.: 4.10. Перемещение оттуда сюда
Утром ради трудного дня готовим молочную овсянку, правда без масла, доеденного накануне. Собирая палатку, вытряхиваю из завязанного тубуса несметную толпу уховерток. Будучи вытряхнутыми, они отчаянно стремятся обратно. Пе-реводим рюкзаки из боевого положения в походное. Уходим. (Я забываю очки – очень живучая была вещь.)
Идем вдоль реки, постепенно зарывающейся в глинистый с бульниками каньон. Растительность все пышнее. Справа и слева – усадьбы того же южнорусско-го вида с пирамидальными тополями, яблоневыми садами и штакетными забора-ми. Проходим мимо уединенного вагончика, у которого, несмотря на ранний час, оживленно разговаривают какие-то женщины, одетые по-домашнему, и мужчины на мотоцикле, передают друг другу деньги.
Выходим на шоссе у развалин поста ГАИ, позволяющих судить о величии ушедшей эпохи. На юго-востоке стоит зловещая стена черно-белых гор, альпинистский рай. У дороги по красноватому песку бегает крупная ушастая круглого-ловка. За дюнами слабо шуршит прибой – давно я не слыхал этого звука. Несмот-ря на упомянутый ранний час, будний день и отсутствие близкого жилья по берегу бродят какие-то юноши.
В сторону Каракола колоннами и поодиночке проносится иноземная карь-ерная техника и штабные джипы – канадцы выгребают золото Киргизии. В ту же сторону тяжело выворачивает давешний мотоцикл с невозможным количеством седоков.
В ожидании оказии серьезно беседуем с подъехавшим конным. Как раз он и рассказал, что провода в Каджи-сае разворовали, и ремонтировать некому, и что тепличное хозяйство – бывшее... Прощаемся с обиженным за державу пастухом и грузимся в маршрутку по 100 руб. до Бишкека.
До Бокомбаева давимся, а после – едем с удобством на передних сиденьях. Вдоль берега много некогда санаторно-курортных учреждений (на них указывают облезлые указатели). Говорят, что летом они были забиты – интересно, чем?
Разговариваем со вторым пилотом маршрутки. Выясняется, что Киргизия тесна, как и прочий мир: наш собеседник – одноклассник жены егеря Байгазы из Темирканата. Рассказывает, что заброшенная ферма под Джилы-су некогда была станцией машинной стрижки. Выяснив, что мы военные, жалуется, что в Киргизии развели несуразное количество местных генералов. Это понятно: системный кризис, жировое перерождение мозга и мышц, замещение соединительной тканью. Тренировка формирует орган – и обратно.
Снова проезжаем по самой длинной в мире улице Ленина под дореволюционными тополями. Навстречу попадаются двое одинаковых иностранцев на велосипедах. Вероятно, это давешние туристы-американцы все не могут выбраться из Тонского района, а может миссионеры – выражение лиц очень светлое. Время от времени маршрутка останавливается, и водители платят дань гаишникам. Проезжая мимо кладбищ, делают культовый жест омовения.
В Балыкчи продают копченую маринку. Янтарные брюшки распялены щепочками, чтоб было видно отсутствие ядовитой черной пленки.
После выезда из Боомского ущелья погода радикально портится: холодно, дождь. У ас-ханы не выходим, греемся в машине. Вскоре ее приходится толкать, но это хорошо, бодрит. Ближе к Бишкеку вместо традиционного колпака на голо-вах, особенно у молодежи, появляются белые ермолки. Ваххабизм-младоисламизм?
В Бишкеке трясемся по раздолбанному асфальту.
Теперь снова о "гэ". На автостанции продрогшего в пути Шатулина, как булгаковского Варенуху, фатально тянет в станционный сортир, а затем в буфет за кипятком. Милиция в штатском – тут как тут. Кто бы мог подумать... Даже анекдот такой был: "Мы знали, что вам понравится!" Тут, естественно, личный досмотр с прибаутками, деньги сперва пытаются заныкать, а потом просто предлагают по-дарить: за двоих, на всю дежурную смену бандюков – немного ("Вы, что, первый раз в Киргизии?"). Немного обидно, но правду искать неохота: вдруг найдут коробочек травки в рюкзаке? Да просто, еще побазарим, и ехать в аэропорт на такси – встанет дороже (последний автобус в 7 вечера). "По натуре я человек не воинственный..." – даю. Вскоре выходит встрепанный, но несломленный Шатулин. Не говорю ему про свою слабость.
Дождь, начавшийся на полдороге до Бишкека, разошелся не на шутку. Ва-риантов досуга нет, к тому же есть желание скорее покинуть этот бандитский при-тон, а также и долбанную "столицу воюющего государства" – разбрызгивая лужи и рассекая дождь, энергично шагаем на автобус. Некоторое время сохраняется преувеличенное восприятие действительности, и без того мерзкой, пока я его не давлю уловками аутотренинга.
Смеркается. Мокрые, вдавливаемся в мокрый автобус с мокрыми пассажирами, с писком вдавливаются мокрые школьники, пихая всех своими ранцами. Едем в "мокром неудобстве"...
Наконец – чистый, светлый, пустынный "Манас", корректные люди в галстуках и с радиостанциями. Располагаем свои мешки, умываемся и проч. в евротуа-лете (он жеманно называется "рест рум", дескать, отдохнул – выходи!). Легко звоню в Москву, что жив. Слышимость ошеломляющая, вероятно, благодаря бри-танскому присутствию. Коротаем время, прохаживаясь перед многочисленными зеркалами, рассматривая в лупу свои карты, доедая финики, а также на остатки сомиков посещая буфеты то по чаю, то по пиву. Я позволяю себе борщ – очень достойно! Шатулин положительно оценивает "Сибирскую корону" в варианте "светлое праздничное". Время от времени совершаем моцион: ночью просторный недостроенный аэровокзал своими полутемными коридорами и лестницами напоминает компьютерную "бродилку" типа "Дум".
Изучаем таможенную декларацию киргизского образца – полиграфия намного лучше нашей, но нам ее можно не заполнять – а также Приложение к Конвенции про наш газ. Снаружи по-прежнему льет, но справочная обнадеживает: челябинский самолет вылетел из "Домодедова".
Объявлен рейс на Карачи: регистрируется толпа явных исламистов и спе-цифические блондинки в мехах.
Ш.: 4 октября
Ночь и впрямь оказалась тёплой – до отвращения. Долго не мог уснуть. В моем супер-спальнике "Каракорум" жарко.
Прошедший под утро дождик ничего не промочил, земля сухая. Но небо хмурое. Восход, как и вчера, задерживается "по техническим причинам". Собираемся быстро, рюкзаки – по-городскому, т.е. с ковриками внутри.
Местность вдоль дороги чем-то напоминает Узбекистан. Глинистые обрывы с торчащими валунами – как крепостные стены.
Проходим мимо домика с садиком. Тихонцев почему-то приходит в возбуждение, усмотрев в архитектуре строения и в структуре дворового пространства русские мотивы: "Русский человек живет, казак!" А когда из ворот выскочила со-бачонка и облаяла нас, он до того договорился, что и собаку назвал "русской"! Это
дальше http://jalynski.livejournal.com/1257271.html
