Трудно писать, когда в твою страну пришла война. Война гражданская, страшная, которой боялись все нормальные люди, но которую долго и целенаправленно готовили и изнутри — и снаружи.
Говорят, память народа сильна. Люди, единожды потерявшие близких, очень часто потом смотрят на мир совсем иными глазами.
Последний раз по-крупному Украина платила кровью за выбор своего пути в 1917-1921 годах — ведь именно тогда брат шёл на брата и отец воевал с сыном.
Моя семья в этом плане по-своему уникальна — я ещё помню рассказы моей бабушки — донской казачки, которая оставила мне небольшую тетрадь в клеточку, исписанную ровным каллиграфическим почерком и спокойно повествующую о буднях Гражданской войны.
Тогда «Вольный Тихий Дон» решил поиграться в гражданскую войну.
У бабушки было шесть братьев и она была самой младшей в большой казачьей семье. Трое братьев из станицы Скуришенской ушли воевать за красных, трое — за белых.
Из горнила Гражданской войны домой не вернулся никто из них.

Это мой отец и моя бабушка в 1947 году.
Прошла страшная война, во время которой моей семье пришлось два раза бежать и три раза скрываться от врагов, которые считали, что нам недостойно видеть одно небо с ними.
Бабушка, будучи обычным специалистом по весьма мирной профессии, дважды бежала от наступавших немецких войск — сначала из Черновцев, куда её послали организовывать мирный быт — в родной Днепродзерджинск, а потом из Днепродзерджинска — уже в далёкий, кавказский Черкесск, где война и фронт настигли её уже в третий раз.
Дед был в действующей армии, а бабушка была обычной совслужащей.
Бабушка была членом компартии, коммунисткой не по призыву, а по убеждениям — поскольку эти убеждения она не нашла, валяющимися в пыли и не выбрала конъюнктурно из-за каких-либо материальных благ — а осознанно приняла в силу того страшного сюжета, что произошёл с её родной семьёй ещё в Гражданскую.
Сюжета, за который было заплачено кровью — по самому высокому счёту.
В Черновцах её хотели убить. Хотели убить люди, которые говорили с ней на одном с ней языке.
А в Черкесске её, вместе с двумя детьми — семи и девяти лет от роду — долгие 160 дней прятали в подвале своего дома люди, которые знали эту женщину из далёкого украинского Днепродзерджинска всего пару месяцев.
Прятали в оккупированном городе, который 160 дней жил по чуждому и непонятному
Берлинскому времени.
( Предчувствие гражданской войны... )